Сталин перед судом истории (взгляд верующего) Севастополь новости. ForPost — Cевастопольский Новостной Портал
Немногим меньше шестидесяти лет идёт суд над Сталиным. Судят историки и обыватели, военные и политики, журналисты и писатели, бывшие члены ЦК КПСС и диссиденты, коммунисты и демократы, русские и иностранцы, патриоты и предатели, лица, пострадавшие от его репрессии и преуспевавшие при его режиме.
Есть на этом суде, как и положено, обвинители и защитники. Но обвинителей хоть пруд пруди, а защитников жалкая кучка. Да и защищают-то, по большей части, неумело. Один писатель, например, предложил Русской Православной Церкви причислить любимого им вождя к лику святых. Медвежья услуга! Это всё равно, что обвиняемого в тяжком преступлении, не дожидаясь, какое будет решение суда — обвинительное или оправдательное — вдруг представить к высшей награде.
Видимо, русский человек никак не может не впадать в крайности: Сталина то возносят до небес, то низвергают в ад. И каждый с пеной у рта доказывает правильность своей точки зрения, стирая в порошок всех противников.
Как видно, в споре истина не рождается. В спорах всегда используется так называемая «чёрно-белая» логика (или-или), плохой-хороший, добрый-злой, правый-виноватый. Такой же логике следует и общественное мнение, в наше время формируемое чаще всего партийной пропагандой и средствами массовой информации. Но общепринятое мнение, как бы оно ни менялось под влиянием всякого рода государственных переворотов и прихода к власти новых вождей, всегда упрощает действительность, которая не просто сложна, а неисчерпаема.
Каждый человек несёт в себе неразгаданную тайну для других и даже для самого себя, поэтому и сказано нам: не судите. Но не судить — это не значит не иметь вообще никакого мнения о человеке и не пытаться его понять; что-то понять мы можем, но не все: даже в самой простой и близкой нам душе для нас обязательно остаётся кусочек (иногда очень большой) неразгаданного. Что и говорить о такой личности как Сталин, оказавшей влияние на ход не только русской, но и мировой истории!
Человека, — каким бы преступным он нам ни казался — мы, как христиане, а, тем более, как православные, не имеем право считать абсолютно злым. «Душа человеческая — по природе христианка» — говорили св. отцы. Сталин совмещает в себе несовместимое. А может быть, не только он, но и каждый из нас. Есть поступки, которые мы стыдимся вспоминать: как я, такой хороший, мог совершить такой плохой поступок?
Но если перевернуть это предложение и задать себе вопрос: как Сталин, которого мы считаем таким плохим, мог всё же делать что-то хорошее? Или — как Сталин, будучи способным делать хорошее, был всё же плохим? На эти вопросы, наверное, нет ответа. Чёрно-белая логика здесь явно подводит.
Конечно, трудно быть беспристрастным, когда последствия сталинского правления — благие или губительные — еще испытывают на себе многие из нас. Но всё-таки человек, руководивший страной более четверти века, сумевший залечить раны, нанесённые ей революцией, гражданской войной, разрухой и голодом, нашествием фашистов и, наконец, им самим, сделавший отсталую Россию сверхдержавой, оснащённой современным оружием, способной говорить на равных с самой богатой и влиятельной страной мира, заслуживает справедливого к себе отношения.
Мне хотелось бы, вглядевшись в следы сталинской эпохи, оставленные как на материальных предметах, так и в жизнях, сердцах и мыслях миллионов людей, понять мотивы деятельности этого человека, проникнуть, насколько возможно, в его внутренний мир.
Задача неимоверно трудная, ибо он обладал исключительно скрытным, замкнутым характером, в котором природная скрытность усугублялась ещё и внешними обстоятельствами: придя к власти, Сталин находился в постоянной борьбе со своим ближайшим окружением, а также с враждебными капиталистическими государствами, которые — так, по крайней мере, ему казалось, — со всех сторон протягивали к его трону свои хищные лапы или плели вокруг него невидимые паучьи сети, заставляя первого человека в первой в мире социалистической стране балансировать на краю пропасти. Если мы не будем учитывать этой особенности, этой стороны его мировосприятия, то мы мало что поймём в его характере и поступках.
Распространено мнение, что Сталин поодиночке уничтожал своих ближайших соратников только для того, чтобы остаться единоличным властителем. Но вот что пишет его злейший враг — Троцкий, которому нет никакого резона обелять Сталина: «Было бы ошибочно думать, что он с самого начала имел законченный замысел борьбы за личное господство. Понадобились исключительные обстоятельства, чтобы придать его амбиции неожиданные для него самого масштабы».
Наверх Сталина вынесла его борьба с Троцким, против которого ополчились Зиновьев, Каменев, Бухарин. Они не хотели, чтобы Троцкий стал преемником Ленина. Были у них и теоретические разногласия с Троцким. Сталин использовал эту борьбу. Но коллегиальное руководство совместно с такими людьми, как Зиновьев, Каменев и даже Бухарин было невозможно (да и возможно ли оно вообще?), ибо каждый тянул в свою сторону.
Кто-то писал, что в тройке: Сталин, Зиновьев, Каменев — Зиновьев вскоре начал брыкаться. «Без инициативы Зиновьева, — пишет Троцкий, — Сталин едва ли стал бы генеральным секретарём, Зиновьев хотел использовать эпизодическую дискуссию по профессиональным союзам зимой 1920- -.г. для дальнейшей борьбы против меня. Сталин казался ему, и не без основания, наиболее подходящим человеком для закулисной работы… Наибольшую горячность проявлял именно Зиновьев: он на буксире тянул за собой своего будущего палача» (Л.Троцкий, Сталин. Интерлайджест, 1995 стр. 336, 340-341).
В другом месте своей книги Троцкий рассказывает о разрыве Каменева и Зиновьева со Сталиным. «В., когда Зиновьев и Каменев после трёх с лишним лет заговора против меня перешли в оппозицию к аппарату, они сделали мне ряд поучительных сообщений и предупреждений.
В связи с этим возникают два вопроса. Первый: если Каменев и Зиновьев так хорошо знали «этого азиата», то почему они не гнушались работать с ним против Троцкого более трёх лет? А потом бросились открывать тайны своего бывшего союзника! И второй: если Сталин, имея прекрасную агентуру, узнал об их закулисных откровениях Троцкому, то как он должен был относиться к этим перебежчикам? И мог ли он впоследствии верить искренности их многократных покаяний?
Конечно, нельзя оправдать уничтожение этих людей, но держать их при себе было нельзя. Можно было, конечно, выслать их за границу. Но существовало ещё международное коммунистическое движение, в котором Зиновьев, как бывший председатель Коминтерна, мог бы мешать Сталину. Или сослать их в какой-нибудь захолустный городок под усиленный надзор. Словом, если бы Сталин был менее жестоким человеком, он придумал бы более мягкий способ заставить их замолчать.
Какую альтернативу сталинскому правлению предлагал Троцкий? Как верный ленинец, он считал, что построить социализм в одной стране нельзя. Его теория перманентной революции как нельзя более соответствует идеям «раннего» Ленина, т.е. Ленина 1918 — 1919 годов: мы могли начать революцию, послужить искрой, из которой должно возгореться пламя мировой революции.
Но, чтобы завершить революцию, считал Ленин, мы малокультурны, поэтому нам необходима помощь культурного, западного пролетариата. Троцкий думал поставить Россию на службу мировой революции. Он, кроме того, был враждебно настроен по отношению к крестьянству; считал, что крестьянство должно отдавать излишки производимой им продукции для индустриализации, т.е. то, что Сталин сделал в 30-е годы, он предлагал сделать раньше, а Сталин, который стоял тогда на позициях, близких к бухаринским, дал возможность крестьянам немного отдышаться после гражданской войны. Какое же тут коллегиальное руководство, когда два лидера предлагают для страны разные пути?
«… в 1927 году возникли опасения возможности империалистической войны против СССР — навязчивая идея, постоянно присутствовавшая в речах… большинства…». «Во многих отношениях, опасность угрозы войны была узловым моментом всех этих неудач (бухаринского курса — А.З.). Непосредственное влияние этой опасности на экономическую политику подчёркивалось ещё сильнее, чем прежде, необходимость существенного расширения сектора производства средств производства, от которых зависела безопасность страны, в результате чего лозунг партии «Догнать и перегнать» — стал неотложным и грозным велением времени» (Стивен Коэн., Бухарин., М., Прогресс, 1988).
Троцкий уже давно не опасен, он находится за границей, но не в центре близкой и политически активной Европы, а в далеком мексиканском захолустье. Он ведёт борьбу против Сталина, но эта борьба подобна укусам комара на фоне грозного львиного рычания Гитлера.
Кстати, многих других эмигрантов, хуливших вождя, «рука Москвы» почему-то не трогает. Ключ к разгадке — поздние произведения Троцкого, и, главным образом, его книга «Сталин». Автор не просто разоблачает кумира, он топчет его ногами, превращая в пыль. Сталин для Троцкого — это сама серость, в нём нет ничего великого, он — ограниченный, малокультурный кавказец. Наверх его вознесла новая советская бюрократия, т.к. он является выразителем её интересов. Во время октябрьской революции он никакой выдающейся роли не играл. С Лениным он довольно часто не соглашался, даже интриговал против него, но открыто выступать против него боялся, всегда выжидал, какую позицию займёт большинство. Да, кроме всего этого, «вождь мирового пролетариата» ещё и ленив, не любит работать. Трудно придумать худшую, более унизительную характеристику.
Злой гений может привлекать хотя бы тем, что он велик в своём зле. А этот — просто мелок. Вот цитаты: «… вся фигура Сталина окрашена в серый цвет. Если что поражает в его писаниях и речах, то ординарность содержания и банальность формы… Главная черта Сталина — осторожность. Будучи лично человеком не трусливым, он в больших вопросах проявляет крайнюю робость… Хитрость Сталина, по существу, груба и рассчитана на примитивную мысль… Сталин не умён в подлинном смысле слова. Все низшие стороны интеллекта (хитрость, выдержка, осторожность, способность играть на худших сторонах человеческой души) развиты в нём чудовищно… Он циник и апеллирует к цинизму… Честолюбие Сталина приняло некультурные, азиатские формы, помноженные на европейскую технику».
И ещё много, много других, столь же, если не более, нелестных отзывов. У каждого народа есть свои положительные и отрицательные черты характера, выступающие то более, то менее выпукло в отдельных его представителях. У Троцкого еврейское высокомерие, чувство собственного превосходства доведено до предела. Он даже не прочь подчеркнуть некоторые положительные черты своего противника: выдержку, силу воли, смелость.
Троцкий щедр в своём презрении. Он не унижается до личной ненависти. Просто он «констатирует факты». Обвинить врага в примитивности и холодно над ним посмеяться — излюбленный метод полемики у некоторых евреев. И вот еврейское высокомерие столкнулось с кавказской обидчивостью, злопамятностью и мстительностью. Сталин не мог вынести такого издевательства. Если бы оба не были государственными деятелями, а столкнулись где-нибудь в ресторане на Кавказе, то — он бы, кажется, просто пырнул Троцкого ножом.