Главная заслуга ветеранов ВОВ в том, что они остались среди живых

Поклонимся великим тем годам… Тем из выживших, кто сделал эти годы великими, сейчас уже за восемьдесят. Они уходят, наши ветераны, и это неизбежно. Но тот дух единения, когда огромная страна встала, как один человек, – вот что нам сейчас важно. В войне получен положительный опыт: при необходимости мы можем объединить свои усилия, удесятерить их, сделать то, что от нас требуется в данный момент и, в конечном итоге, победить. И так хочется, чтобы наши ветераны были подольше с нами: Нужно учиться у них, пока не поздно.

В августе 2009 г. моему отцу Михаилу Корнеевичу Махаринскому исполнилось 90, а через полтора месяца его не стало. Участник Великой Отечественной, он ни разу не рассказывал, как там было, на той войне. Он всегда жил настоящим моментом, решал вопросы сегодняшнего дня, поэтому в моем детстве мне и в голову не приходило расспрашивать о фронтовых делах. И только когда я сама стала мамой, а сын начал превращаться в подростка, в очередной наш приезд летом я пристала к отцу с просьбой рассказать хоть что-нибудь о войне. Мы сидели на лавочке у подъезда тихим теплым вечером, и отец сказал: «Война – это когда утром не знаешь, будешь ли сегодня обедать». При этом интонация и выражение лица были такими, что все дальнейшие расспросы отпали сами собой.

Уже без отца мы нашли его автобиографию за 1951 год, написанную при вступлении в КПСС. Из нее я узнала много нового об отце. Оказывается, мой дед Корней носил фамилию Шульгин, в детстве был беспризорником, и нашу фамилию получил только в 1920 году от приемного отца Махаринского, у которого не было своих детей. В 1930-м гражданин Махаринский был раскулачен и выслан в Российский район Воронежской области, а с ним и Корней Шульгин. Позже деду вернули часть имущества, разрешили вернуться в Калач, где он работал в колхозе. Родители моего отца были крестьяне, имели один класс образования.

В августе 1945 года был объявлен конкурс на получение высшего военного образования среди тех, кто прошел войну. Это был первый послевоенный прием еще пропахших порохом слушателей. Мой отец стал конкурсантом в Закавказском округе. Его взяли сразу на 2 курс, а по некоторым предметам экзаменаторы писали на документах: «Годен на 3 курс». После сдачи некоторых специальных военных дисциплин он был принят на 2 курс инженерного факультета Военной ордена Ленина Академии БТ и МВ СА им. Сталина. В 1948-м и 1949-м годах участвовал в военных парадах на Красной площади.

В октябре 1949 года, окончив Академию, по распределению направлен на службу в Брест, уже с женой и двухлетней дочкой. На полковничью должность. Через полтора года его перевели на Урал, в одну из кузниц современного вооружения. Его трудно было застать на рабочем месте: передвигался по цехам, всегда согласовывал, выяснял, требовал, подавал рацпредложения, увязывал вопросы… Одной из составляющих работы была проверка выпускаемой техники в действии. Я видела фрагмент этого процесса собственными глазами: танк ныряет в глубокую впадину, такую, что почти скрывается в ней, затем выбирается наверх, приняв чуть ли не вертикальное положение, и тут же эта ситуация повторяется – ровные дороги на полигоне не предусмотрены. Смотришь со стороны – дух захватывает. Испытательные пробеги проходили независимо от времени года. В том числе зимой, в сорокаградусный мороз. Но никогда мы не слышали ни слова сетования на трудности, о которых могли только догадываться. Отец любил свою работу, как и в целом жизнь. В пятидесятые отцу доверили работу в дружественном Китае, где он достойно представлял свою страну.

Вспоминаю необыкновенную, трепетную любовь отца к нам, детям. У нас сохранилось огромное множество любительских фотографий, сделанных отцом. Это и Новый год, и летний отдых, сбор грибов и ягод осенью, зимние лыжные прогулки. Первая техника, которая появилась в семье – велосипед смоторчиком, на котором он катал нас по очереди, на специальном детском сиденье впереди. Я просила: «Папа, прокати с ветерком!» Большой радостью стала покупка «Запорожца», на котором мы объездили все окрестности. Благодаря машине субботу и воскресенье проводили на природе. Отец часто звал меня с собой в гараж: то я подушку подкладывала ему под плечи в смотровой яме, то подавала протирочные тряпочки со смешным названием «концы». Наблюдала, как он проделывал очень неудобную и трудоемкую процедуру шприцовки колес. Зато к весне машина бегала, как часы, без сбоев все лето, прослужила 25 лет нашей семье.

Моего отца с пятилетнего возраста водили в церковь. Крещеный. Однако позже началось атеистическое воспитание, и сколько я помню, отец всегда выписывал журналы «Коммунист», «Политическое самообразование», газету «Правда», ходил на партсобрания, и все это не выглядело бутафорией. Даже сомнения не возникало в том, что он атеист. Он действительно интересовался политической жизнью, смотрел программу «Время», около подушки можно было найти газету, но никак не Библию. И даже в 90-е, когда все в стране изменилось, отец не пошел в церковь, в семье не прибавилось разговоров о боге, и каким бы словом ни называлось то, что он испытывал в душе, он поступал всегда по совести и справедливости, не говоря уже о христианских заповедях. Как показала практика, я выросла материалистом. Однако после смерти отца заказала службу по нему в Иерусалиме.

Каждое воскресенье, утром, когда мы досматривали последние сны, он включал телевизор, чтобы посмотреть передачу «Играй, гармонь» от начала и до конца. Для меня это был остров непонятного в отце, сама я выросла на другой музыке, больше классической. А еще он с особым удовольствием слушал песни Валентины Толкуновой. Степенность, основательность, народность были созвучны его душе. Когда-то он и сам играл на мандолине, любил народные песни. Все дочери по его настоянию и собственному желанию закончили музыкальную школу. В доме было пианино, много пластинок, в основном с классической музыкой.

Главными чертами, ярко характеризующими человека, являются отношение его к любви и смерти. Родители 63 года прожили рядом, в браке и не мыслили себя друг без друга. Меня всегда удивляло, зачем папа так часто крутится на кухне, но не готовит, а просто помогает советами, интересуется, посолено ли уже то или иное блюдо или нет, как говорится, везде сует нос. Ведь он – мужчина, зачем тратить время и энергию на кухне, если есть кому готовить? Теперь-то понятно: чтобы мама не заскучала наедине с кастрюлями.

В последний наш зимний приезд отец как будто спрашивал, нужен ли он еще. И когда понял, что все дети и внуки вроде бы на правильном пути и рулить не требуется, он ушел, понимая, что каждая зима труднее предыдущей, а быть в тягость он не мог. В день похорон отца было чистое синее небо и яркие осенние краски, как будто по его заказу в утешение нам. После него остались три взрослые дочери, четверо внуков, четверо правнуков.

Воинский труд моего отца был отмечен двумя орденами – Отечественной войны и Красной Звезды, 15 медалями. Но сколькими бы наградами государство ни отмечало заслуги ветеранов, главную награду отец получил 9 мая 1945 года – он оказался среди живых.

…Когда уходит ветеран, это все равно что сгорает непрочитанное собрание сочинений, повествующее о его жизни. Последние полгода не единожды ловила себя на мысли, что вот это нужно спросить у отца, а вот это рассказать ему, и вдруг, опомнившись, понимала, что уже не спрошу, не расскажу. А так хочется сказать: «Поговори со мною, папа…».