Как советский солдат с дехканином подружился

Эту историю рассказал нам Герой России Ильяс Дауди, с которым познакомились мы в мечети на Поклонной в Москве. Напомним , Ильяс Дильшатович с 1985 года по 1986 проходил срочную службу в должности заместителя командира взвода в составе ограниченного воинского контингента в Республике Афганистан.

И вот как-то на горизонте появляется дехканин с маленьким ребенком, привязанным к спине. Мужчина собирал колосья пшеницы. Рядом с ним работали два мальчика лет 8-10, кроме детей с ним была старая сгорбленная женщина. К концу дня, когда солнце уже закатывалось за горы, дехканин подошел к нам. Он говорил чо-то на своем языке, активно жестикулируя, но я его понял.

Как оказалось, два мальчика – это его сыновья, дома у него остался еще один сын – инвалид, а за спиной в платке-люльке спит маленькая дочка. «Жена умерла при родах, — пояснил он. — Старенькая женщина – моя мама». Все они трудятся в поле, выращивая хлеб, и это единственный их источник существования».

По рассказу мужчины, Ильяс выяснил, что они за несколько дней должны убрать весь урожай. И, если русские солдаты откроют огонь, то сгорит весь их хлеб, и они умрут с голоду.

«Я попытался успокоить Шираги (так звали дехканина) и пообещал не мешать их работе». Каждое утро он со своими сыновьями и с матерью выходил в поле, практически без отдыха работал. Мне было очень больно наблюдать за ними. И тогда я как-то в конце рабочего дня позвал его к нам и, угостив чаем, пригласил вместе с сыновьями на ужин. Сказал, что я тоже мусульманин из Татарстана, и зовут меня Ильяс. Дехканин обещал прийти.

К их визиту я приготовил татарский плов из говяжьей тушенки. И вот сидим мы рядом под навесом, сооруженным между БМП и столетним деревом: советские солдаты (татарин, два узбека, башкир, русский, белорус, парторг наш украинец) и афганец Шираги с тремя своими малолетними сыновьями. Ужинаем, мирно беседуем.

После этого вечера Шираги с сыновьями к нам на ужин стал приходить каждый вечер. Только парторгу нашему от этого было не совсем уютно. В итоге где-то на пятый день он, наконец, не выдержал. Вызвал меня и говорит: «Заканчивай ты этот балаган и неуставные отношения. На посту ты не стоишь, плов ешь с афганцами, прекращай. Начинаем жить по уставу». По уставу так по уставу, решаю я. В итоге наши вечерние посиделки закончились.

Но как-то утром будит меня Шираги и протягивает свежие горячие лепешки с простоквашей. А парторг в это время сидит на броне и давится холодной тушенкой, с завистью поглядывая на нас. Потом вызывает меня и говорит: «Ладно, басурманин, давай жить как прежде».

Так прошли последние дни нашего поста. Через день предстоял переход на место постоянной нашей дислокации. После одного из ужинов Шираги уходит, сказав, что сейчас вернется. Через минут пять возвращается, но уже не один, а с тремя бородатыми мужчинами. Один из них знал узбекский. Обращаясь ко мне, он начал говорить о том, что для меня, мусульманина, находиться среди советских солдат, пришедших на чужую афганскую землю, опасно. «Пошли с нами. Здесь у тебя будет и свой дом, и своя семья». Я вежливо отказался, сказав, что мой дом в Татарстане. Что там ждут меня отец, мать, братишка. Но я поблагодарил их за доверие ко мне, и мы очень тепло расстались.

На следующий день Шираги появился в поле несколько позднее обычного. Вид у него был, как мне показалось, огорченным. Скорее всего, из-за моего отказа.

Я уже не помню, под каким предлогом двинул на машине ротного к нашему автопарку и у прапорщика свой трофейный пистолет Beretta обменял на два мешка риса, мешок муки, ящик сливочного масла и говяжьей тушенки. Все это я отдал Шираги и его детям. Он этого не ожидал. Прослезившись, обнял меня. Я его тоже. Вскочив на БМП, я уехал.