Лазурный Берег по-русски: Подбираем жену к шубе
Hапомню содержание предыдущих частей: Дарья Завгородняя высадилась на Лазурном Берегу и принялась вести энергичную жизнь светской львицы. Она провела Русскую ночь в Каннах, познакомилась с модельером Клодом Бонуччи, который одевает звезд Каннского кинофестиваля, и напросилась поработать у него в бутике на набережной Круазетт.
Магазинчик Бонуччи расположен прямо во Дворце «Стефании» и плотненько увешан вещичками. Цены — от 1800 до 10 000 евро. Как только хозяева отпирают дверь, немедля курортники прут. Щупают товар, прицениваются.
Они возвращаются с пляжей в свои «Гранд отели» на тихий час и заходят в бутик «Бонуччи» разменять пару-тройку штук. Бойкое место эта Круазетт.
— Но дизайнеры еще долго не откажутся от меха! Потому что профессия скорняка самая древняя в мире, — улыбается мсье Бонуччи. — Первые модельеры были меховщиками.
Следующая сцена развеяла мои сомнения насчет мехов. Заходит пара: мужичок и дама. С виду латиноамериканцы. Судя по выговору, граждане США. Такие тощие в шортах. И сразу шасть к норкам за 50 тыщ! Мадам Бонуччи устремляется вслед. Я — за ней.
— Все пошито вручную! И никаких китайцев! — объясняю. — На всем побережье лучшего товара не сыщете.
Да, в Калифорнии, конечно, без шубы никуда. Причем она такая кипенно-белая, с поясом. Можно вместо купального халата приспособить… Издали так и не отличишь.
«Странные они, — шепчу я мадам Бонуччи, — шубу мужику берут…» Мишель в ответ пожимает плечами. Что поделать: американцы! Видимо, так далеко зашел в этой стране феминизм, что шубы теперь полагаются не женам, а мужьям. После американца зашел русский мужик и молча купил дамскую шубу. Причем жены с ним не было. Может, он сначала решил шубу купить, а потом к ней жену подобрать?
Значительную часть посетителей влечет сюда праздное любопытство. Поглядел-потрогал — и дальше попер. «А это чего?», «А это сколько?» Всем надо культурно улыбаться, как в музее.
Россияне европеизировались. Нас уж почти и не отличить от заграничной публики. Но что-то кое-где проглядывает национальное. Вот заходят господа в шортах. На могучих шеях — батюшки! — золотые изделия. Всем, кто полагает, будто «цепи с гимнастами» сделались достоянием фольклора, сообщаю: «гимнастов», правда, более не носят. В большом почете — образки с Николаем-угодником, покровителем негоциантов.
Чтобы не огорчать мадам Мишель, я не стала переводить ей все, чем поливали ее товар любезные российские покупатели.
Миллионщики сегодня делятся на две группы: одну — все менее влиятельную — составляют «прежние» господа в цепях, а другую — все более внушительную — новейшие русские. Они легко переходят на английский и даже отличают Чехова от Горького. И брезгуют «ухаживать» за 500-евровыми нимфами, о которых я рассказала в первой части (см. Лазурный Берег по-русски: Наши олигархи ходят в spa за 50 тыс. евро).
Как раз такие интеллигенты из России завершили мой рабочий день в бутике Claude Bonucci. Два таких скромных паренька. Мадам Бонуччи бегает вокруг, сжимая в объятиях то ворох брюк, то кипу рубашек. Я тоже бегаю за компанию, но порожняком.
— Даша! Ты должна приобрести бальное платье! Я только что говорила с мэром Версаля! Он дал разрешение устроить бал в здании мэрии.
Меня переодевают в атласный топ и юбку годе цвета шампанского. На кого-то я такого даже похожа — то ли на графиню Самойлову Брюллова, то ли на Лопухину Боровиковского. Цена преображения — всего 3000 евро.
Видимо, окончательно приняв нас за Лопухину с Самойловой, пареньки быстренько оформляют свои мелкие покупки — всего тысяч на семь — и предлагают продолжить беседу за ужином.
Десять вечера, но в самых роскошных заведениях уже не принимают — ни в «Оазисе», ни в «Золотой козе». Все забито под завязку. И скоро закрывается. Мишленовские звезды гаснут, когда восходят простые. С петухами они там ложатся, как в Советском Союзе. Режим соблюдают, чтобы повар не дай бог не переутомился, не пересолил чего.
Свободный сыскался только один — ресторанчик «Микеланджело». Не знаю, есть ли у него мишленовские звезды, зато пиццу с трюфелями подают. Наши спутники такие славные, что даже один неженатый. Оказывается, они живут в «Мажестике» вместе с Михалковыми. И обоих зовут Владимирами.
Но наш визави не в силах скрыть разочарования. Он зевает и скучно глядит по сторонам. Даже если я немедля начну ему переводить Мольера с листа и в стихах, я не сумею искупить свое низкое социальное положение.
— Дарья, это Полин, секретарь группы «Люсьен Барьер». Мой патрон готов дать вам интервью сегодня, через час.
Батюшки, это казино «Люсьен Барьер», с которым я списалась еще в Москве! Я вспоминаю про 200 евро, которые надо срочно пустить на ветер в искрометной азартной игре. Что же я их в Москву, что ли, увезу? Завтра уже домой.
Мсье Ален Фабр, управляющий группы, встречает меня в своем светлом кабинете. У него пронзительный взгляд голубых глаз и благородная седина. А ничего тут мужики-то, в Каннах. Но мое внимание привлекает Полин. Величавая славянка. Пройдет — словно солнце осветит. Посмотрит — рублем одарит. Абсолютно наша. Чудится, будто вот-вот она заговорит на южнорусском диалекте. Но увы. Поля родилась в Парижской области, полгода проработала в Китае и никогда не была в России.
Мсье Фабр рассказывает, что давно работает в игорном бизнесе, более 10 лет руководил казино на севере Франции. Теперь у него на попечении два заведения в Каннах — «Les princes» и «Lucien Bariere».
Мы проходим в игровые залы. За «однорукими бандитами» коротают досуг бойкие французские бабуси. Одна из них бросает в нашу сторону недобрый взгляд. Видать, сильно проигралась.
— В этом году они запретили курение. Во Франции это произошло уже три года назад. Это был сильный стресс для бизнеса — мы потеряли 15 процентов клиентов. Теперь то же самое переживает Монако.
— Конечно, в «Ле пранс» на набережной Круазетт. Это одно из самых престижных казино в Европе. Люди приезжают со всего мира, чтобы поиграть у нас. Есть общий зал, и есть VIP-зона для самых важных клиентов.
— Бывают, конечно, такие столы с минимальной ставкой 15 тысяч, но вы ступайте туда, где по 10, — любезно успокоил меня мсье Фабр.
Вечером мы с подружками отправляемся в казино «Ле пранс» — «Принцы». На входе все уже знают, что я журналист, и торжественно вручают мне карту постоянного клиента. Играй — не хочу! Важный человек — журналист во Франции. Не баран начихал. Нас провожают за стол и приносят какое-то фантастическое белое вино.
Вообще, если поедете во Францию, имейте в виду: после возвращения вам будет тошно даже нюхать то, что подают у нас. Французы так вкусно привыкли выпивать, что даже из водки ухитряются пьесу сделать: то с клубникой смешают в блендере, то нальют в махонькие шкалики изо льда.
Днем нас пригласили на коктейль. «Лучший коктейль года-2010». Из водки, кампари, ананасового сока, лимонного швепса и сиропа с запахом лимонного пирога. Причем автор коктейля бармен Давид Паланк убеждал меня, что без сиропа из пирога это будет не лучший коктейль-2010, а унылая бормотуха. Вот такой затейник.
Сперва испытаем удачу за богатым, самым живописным столом: его украшает такой характерный мефистофелевский старик. Он мрачно двигает взад-вперед горы фишек, прямо как царь Кощей.
— Говорят, надо ставить на дату рождения, — подсказывает Лена, которую я взяла с собой для храбрости.
От остальных 75 евро я избавилась минуты за четыре, поставив их по одной на дни рождения близких: мамы, папы и кобеля Мишани. Демонический дед в это время спокойно загреб себе гору фишек и пошел ужинать. Он, наверно, применял в игре какую-то более эффективную математическую модель, чем я. Интересно, а Чехов с Маяковским на что ставили?
Беру 10 фишек по десятке. Ставлю просто на «красное» и просто на «черное». Теряю 20 евро. Каждый проигрыш отчего-то приводит меня в приподнятое состояние. Но мои соседи за столом суровы, как на Страшном суде. Даже какая-то потаенная мука рисуется на иных лицах. Молодой человек, с виду — из местных, гипнотизирует стол воспаленным взором красных глаз.
Он вообще не слышит. Кажется, он сильно продулся сегодня. И вчера, похоже. И позавчера. Наверно, он из тех новичков, кому повезло в свое время.
— Ты какой-то уникум, Даша, — ободряют меня приятельницы, — когда я возвращаюсь к столу с пустыми руками, — должно быть, тебе в любви везет!
С чем нам повезло в «Принцах», так это с угощением. Продутые 200 евро мы отлично компенсировали фуа-гра, сибасом, пирожными и шампанским.
Все мои спутницы давно уехали из России. Кто-то вышел замуж 20 лет назад. Кто-то вообще родился во Франции. Я рассказываю про модную у нас идею мужской «полигамии». Француженки слушают меня с ужасом. Потом спохватываются:, а чему удивляться-то? Вон поглядите на жен русских олигархов — все несчастливы в браке, ищут счастья в материнстве. Бывшая жена Михаила Фридмана Ольга живет с детьми в Сен-Тропе. А Михаил — с другой девушкой. Та уже родила ему ребенка.
Мы хохочем над историей о том, как один рабочий нанялся в прислуги к миллиардеру. Олигарх платит работнику огромные деньги, а работник перенял у хозяина порочную моду на проституток. Причем покупает он их по три штуки сразу — у олигархов так принято. У бедняги-работника все силы, деньги и рабочее время уходят на новое пристрастие, он ужасно исхудал с непривычки.
В прошлом Жюли — переводчица Юлия, которая вышла за французского инженера. В России она была замужем за творческим бабником и пьяницей. Она знает, что говорит.
— Ну, не так уж и изменяют! — возражает Елена. — Вообще все, что болтают о французах в России, — чушь! Мол, они жадные и черствые. Ничего подобного! Я уже много лет страстно люблю своего мужа. А он — меня.
— Я тебе помогу найти мужа-француза, — говорит Елена, — ты готова жить во Франции? Ты готова бросить все?
Жить во Франции я готова срочно, а вот «бросание всего» пугает. Чем дальше живешь, тем больше накапливается «всего», которое очень непросто бросить. Работу, например. Друзей, квартиру. Особенно хорошо это понимаешь после того, как нелегкая журналистская судьба забрасывает тебя на светские проселки Европы. Я возвращаюсь домой, в наши дикие «полигамные» края, к Мишане и к «Комсомольской правде».