Сергей Маркедонов: Южный Кавказ – основные итоги 2012 года

После того, как в 2011 году в политологический обиход вошло словосочетание «арабская весна» (не вполне корректное и точное определение, но уточнение терминологии — отдельная большая тема), ситуация в странах Ближнего Востока и Северной Африки продолжала оставаться вопросом номер один в публикациях по международной проблематике. Ближневосточная динамика оказала свое воздействие и на Южный Кавказ. Говорить о каком-то скоординированном и единообразном влиянии не представляется возможным. И все же в 2012 году оба региона не единожды рассматривались в общей «связке».

В начале года ухудшились отношения между Ираном и Азербайджаном. Они были омрачены серией шпионских скандалов, а также жесткой взаимной риторикой. Азербайджанские спецслужбы арестовали несколько групп, подозреваемых в подготовке террористических атак и шпионской деятельности в пользу Тегерана. Затем Баку обнародовал информацию о сети из 22-х иранских агентов, подготовленных Корпусом стражей Исламской революции. В свою очередь, представители Тегерана в феврале нынешнего года потребовали от Баку прекратить провокационную деятельность израильских спецслужб против Ирана на азербайджанской территории. В феврале 2012 года стало известно о договоренностях между Баку и Тель-Авивом о покупке азербайджанской стороной партии беспилотных летательных аппаратов, а также систем противовоздушной обороны на общую сумму в 1,6 миллиарда американских долларов. Все это вызвало крайне негативную реакцию со стороны официального Тегерана. В конце марта в электронной версии влиятельного американского издания “Foreign Policy” вышла статья эксперта по вопросам безопасности Марка Перри, в которой он заявлял о том, что по имеющейся у него информации официальный Баку готов предоставить Израилю аэродромы на своей территории для возможных атак против Ирана. И хотя вскоре Госдепартамент США опроверг эту информацию, неприятный осадок остался. Однако обе страны не перешли «красные черты». Уже в марте состоялась встреча министров обороны двух стран, в ходе которой стороны постарались смягчить предыдущие жесткие заявления. Более того, в октябре 2012 года в рамках 12-го саммита глав государств и правительств Организации экономического сотрудничества (ОЭС) Баку посетил иранский президент Махмуд Ахмадинежад, где заявил, что двусторонним иранско-азербайджанским отношениям мешают «третьи силы». Таким образом, Тегеран в очередной раз доказал, что на Южном Кавказе в его внешней политике помимо революционной риторики присутствует сильный прагматический элемент. Что же касается израильско-азербайджанского партнерства, то 2012 год четко показал, что оно имеет свои пределы. И помимо Ирана на них влияет и фактор Турции (стратегического союзника Азербайджана), переживающей в отношениях с Еврейским государством период «холодного мира», и принадлежность прикаспийской республики к мусульманскому миру. Отсюда и поддержка Азербайджаном Палестинской автономии во время голосования в ООН (ноябрь 2012 года) по вопросу о предоставлении ей статуса государства — наблюдателя в Организации объединенных наций.

Одним из главных международных фокусов 2012 года была Сирия. Между тем, «сирийский вопрос», среди прочих, имеет и кавказское измерение. По справедливому замечанию Наимы Нефляшевой, «наличие многотысячной черкесской диаспоры в Сирии — фактор, проявления которого следовало ожидать, и который сработал в ходе сирийского кризиса». Боевые действия и столкновения в местах традиционного проживания черкесов (Дамаске, Хомсе, Хаме) до предела актуализировали проблему их репатриации. В свою очередь эта проблема оказалась вплетена в непростой контекст отношений России с «черкесским миром» как внутри страны, так и за ее пределами (здесь и подготовка к Олимпиаде-2014 года в Сочи, и резолюция грузинского парламента о признании «геноцида черкесов» в период Российской империи). С конца 2011 года сирийские адыги, ставшие заложниками конфликта, неоднократно обращались к российскому руководству с просьбой о возвращении на историческую родину. Но проблема, хотя и рассматривалась на уровне региональных властей (Кабардино-Балкария, Адыгея) и в Совете Федерации, продвигалась вперед крайне медленно. И нельзя не согласиться с Наимой Нефляшевой по поводу того, что «еще год назад тема эвакуации сирийских черкесов, как ни цинично это звучит, давала Центру уникальный шанс для демонстрации широкого жеста и проявления доброй воли по отношению к соотечественникам. Что привело бы к резкому снижению черкесской политической активности по поводу Олимпийских игр в Сочи». Однако отсутствие прогресса на этом направлении может стать триггером и протестных настроений, которые могут сработать не на пользу российским национальным интересам. Парламентские выборы в странах Южного Кавказа: генеральный смотр перед решающими политическими баталиями.

Парламентские кампании в республиках бывшего СССР, как правило, не привлекают того внимания, что президентские выборы. Власть в постсоветских государствах персонифицирована, а представительная власть играет роль младшего партнера исполнительных структур. Однако выборы 2012 года в Армении и в Грузии в силу разных причин вызвали повышенный интерес. В отличие от других кавказских республик в Армении несколько «партий власти», и основная интрига выборов разворачивалась не только по линии «власть-оппозиция», но и внутри двух этих условных лагерей. В Грузии же парламентские выборы 2012 года были зарифмованы с началом нового избирательного цикла, по итогам которого в стране должны произойти масштабные политические реформы. Речь, в первую очередь о перераспределении полномочий между правительством, парламентом и президентом в пользу кабинета министров и высшего представительного органа власти.

Итоги выборов в Армении и Грузии внешне кажутся совершенно непохожими. В первом случае провластные силы одержали верх. Оппозиция (точнее ее различные колонны) потерпели неудачу, что и предопределило впоследствии основные контуры будущей президентской кампании (голосование состоится в феврале 2013 года). От участия в предстоящей гонке отказался первый президент Армении Левон Тер-Петросян, один из главных возмутителей спокойствия последних лет. Ставка оппонентов действующего главы государства на массовые акции в ущерб партийному строительству и выдвижению новых перспективных лидеров вкупе с успешным применением административного ресурса властями сделали свое дело. И не в пользу оппозиции. Вплоть до декабря 2012 года сохранялась другая интрига. Ее ожидали со стороны второй «партии власти» «Процветающей Армении». Однако ее лидер Гагик Царукян от участия в кампании отказался, что можно рассматривать, как де-факто поддержку Сержу Саркисяну. По справедливому замечанию ереванского эксперта Сергея Минасяна, впереди Армению ждут «технические выборы», в которых вместо борьбы идей будет конкуренция личностей.

В случае с Грузией, напротив, оппозиция одержала верх. По итогам выборов в парламент под контролем «Грузинской мечты» оказался высший представительный орган власти и правительство во главе с Бидзиной Иванишвили. Это позволило существенно изменить не только внутриполитический ландшафт, но и подвергнуть определенной ревизии внешнюю политику. Однако сложился интересный феномен. В Грузии после выборов в парламент появилось две «партии власти» и ни одной оппозиционной. Правительство, силовые структуры (МВД и прокуратура), высший законодательный орган страны перешли под контроль представителей «Грузинской мечты», сразу после этого утратившей оппозиционный статус. Но в то же самое время президентом до будущих выборов остается Михаил Саакашвили, которого продолжает поддерживать «Единое национальное движение». При этом «националы» не потеряли контроль над мэрией столичного города, ибо глава Тбилиси Гига Угулава по-прежнему ориентируется на президента, а не на премьер-министра. Так, по словам тбилисского мэра (произнесены в ноябре 2012 года), «всего за полтора месяца в Грузии постепенно началось оформление диктатуры». И глава столичного города предсказывает «очень острое противостояние», в котором он, судя по всему, собирается занимать сторону действующего президента. Следовательно, говорить о том, что в Грузии завершился процесс «цивилизованной передачи» власти преждевременно. До окончания президентских выборов 2013 года две «партии власти» будут стремиться к изменению баланса в свою пользу. Это будет касаться внутренней, и внешней политики, поскольку президент Саакашвили выстраивает свои собственные отношения с НАТО, США, Европейским Союзом.

Между тем, при всей непохожести избирательных кампаний в Армении и в Грузии у них есть нечто общее. По-прежнему важной мотивацией при определении предпочтений у избирателей остается патернализм. В одном случае это облекается в форму голосования за действующую власть (Армения), а в другом за оппозицию (Грузия), которая пытается успешно эксплуатировать такие темы, как защита обездоленных и снижение социальной цены рыночных реформ. В любом случае этатистский дискурс остается крайне важным фактором, а государство рассматривается гражданами, как самый важный политический и социальный игрок.

2012 год оказался урожайным на выборы и в трех де-факто государствах Южного Кавказа (частично признанных Абхазии и Южной Осетии и непризнанной Нагорно-Карабахской Республике). В Южной Осетии состоялись повторные выборы президента. В Абхазии прошли первые после признания ее независимости Россией парламентские выборы. В Нагорном Карабахе были очередные президентские выборы без повторов и масштабных политических кризисов. Во всех трех случаях присутствовали свои интриги, обозначившие немало острых и полемических вопросов.

Выборы в Южной Осетии были ценны не сами по себе, а как инструмент для преодоления внутриполитического кризиса. И в 2012 году в Южной Осетии произошла мирная (хотя и крайне осложненная многими факторами, включая, в первую очередь, некачественное российское вмешательство в ход кампании) смена власти. На сегодняшний день говорить о том, насколько эта смена была успешной сложно. Пока что главными ее последствиями стало определенное оживление политической жизни в республике, выразившееся в появлении многочисленных партий и смене обитателей правительственных кабинетов (куда пришли многие вчерашние оппозиционеры). Впереди — парламентская кампания, которая покажет, насколько эта общественная либерализация эффективна. В первую очередь для решения фундаментальной проблемы республики — ее восстановления.

Парламентские выборы в Абхазии также принесли немало сюрпризов. Это выразилось в «побоище авторитетов». В парламент не прошли действующий спикер Нугзар Ашуба (занимавший этот пост в течение 10 предшествующих лет), его заместитель Ирина Агрба, экс-премьер Анри Джергения и известный правозащитник и действующий депутат Батал Кобахия. Лидер «партии власти» «Единая Абхазия» Даур Тарба не вышел даже во второй тур! При этом абхазские власти продемонстрировали просто чудеса «равноудаленности». Александр Акнваб за все время выборов не назвал ни кандидатуры «своего» спикера, ни «группы товарищей», на которых избирателям следовало бы обратить особое внимание.

Таким образом, кампании и в Абхазии, и в Южной Осетии показали, что самоопределение в этих республиках уже рассматривается, как свершившимся факт. «Грузинский фактор» уступает место другим более актуальным проблемам, а рядовые «частично граждане» не хотят более следовать старой повестке дня, которая была адекватна событиям до 2008 года, но которая сегодня требует принципиальной корректировки. Многие в двух республиках не считают, что после получения гарантий безопасности от России, нужно по делу и без него во всем и слепо слушать указаний из Москвы. Разделяя идею стратегического союза с РФ (здесь в двух республиках существует консенсус), и абхазы и осетины хотели бы выстраивания уважительных, пусть и асимметричных, но не вассально-ленных отношений. Да и свою бюрократию они хотели бы видеть более «худой» и креативной, не почивающей на лаврах победителей в «пятидневной войне». К сожалению, запрос далеко не всегда соответствует ресурсам и возможностям изменения ситуации в этом направлении. Что же касается администраций двух частично признанных республик, то и в Абхазии и в Южной Осетии присутствует сильный стратегический дефицит и реактивное политическое поведение, мешающее выстраиванию более качественных институтов власти.

На этом фоне Нагорно-Карабахская Республика (НКР) стоит особняком. В отличие от Абхазии и Южной Осетии у Карабаха нет ни единого признания, а армяно-азербайджанский конфликт в отличие от двух других этнополитических конфликтов по-прежнему остается угрозой для физического существования этого де-факто образования. Как бы то ни было, а 19 июля 2012 года в НКР прошли президентские выборы, победу на которых одержал действующий глава республики Бако Саакян. Прошедшая кампания по сравнению с выборами 2007 года отличалась более высоким уровнем конкуренции. Все это, естественно, не отменяет ни административного ресурса, использованного властями, ни поддержки со стороны Еревана фаворита кампании Бако Саакяна. Но бенефициарий выборов победил не с белорусским или среднеазиатским результатом. 66,7% против 32,5% голосов, поданных за главного оппонента действующего руководителя НКР Виталия Баласаняна. Эти цифры говорят о том, что карабахское общество в своих взглядах далеко не монолитно, хотя в том, что касается определения своего будущего вне рамок азербайджанского государственного проекта, ведущие политики и общественные деятели Нагорного Карабаха едины. При этом в избирательной кампании 2012 года присутствовал элемент содержательной конкуренции. Это не было состязание двух популистских претендентов «за все хорошее против всего плохого». Стоит обратить внимание на то, что главной темой выборов были не столько внутриполитические сюжеты (хотя и на них кандидаты обращали внимание), а вопросы безопасности, внешней политики и урегулирования конфликта. И «коньком» кампании Баласаняна была критика своего оппонента в том, что он фактически смирился с «приватизацией» мирного процесса вокруг Карабаха Ереваном и Баку. Возвращение переговорной (и говоря шире, внешнеполитической) субъектности стало главной идеей, озвученной им.