Записки тбилисской армянки (попытка этнографического исследования), опубликованные спустя 20 лет
Сейчас все ищут свои исторические корни, раскапывают в себе национальные черты характера, о которых раньше не подозревали, делят свои привычки и стереотипы мышления на личные и общенавязанные. Одним словом, все хотят знать кто они, и откуда такие неординарные взялись. Думаю, что скоро профессия этнографа станет остродефицитной. Понадобится уйма специалистов, чтобы разобраться в этой жуткой мешанине, которая называется «советский образ жизни». И я хочу внести свой скромный вклад в это благородное дело, написав статью в какое-нибудь солидное издание о тбилисских армянах. Итак, начинаю.
Первая и самая многочисленная группа: русскоязычные, в большинстве своем не знающие родного языка, армяне. Это потомки купцов, ремесленников или современные результаты дружбы народов (имеются в виду дети, у которых отец был армянином – ред.), самые причудливые гибриды.
Третья и самая таинственная группа, неподдающаяся статистике – «огрузинившиеся армяне» Они тщательно скрывают свои «позорные» корни и заняты ежесекундным доказыванием всем и вся своего стерильного грузинского происхождения.
Все течет, все меняется. Поэтому провести четкую границу между тремя группами невозможно, по причине перехода личностей из одной категории в другую. Если же соединить представителей первых двух групп, то получится такое чудо природы, как я. Армянка, не знающая армянского, живущая в Тбилиси, не говорящая на грузинском и воспитанная на русской литературе 19 века и на истории моей исторической родины. Чудный букет, не правда ли?
Среди простынь, наволочек, и прочего приданного, принесенного мамой, был диплом физика с правом преподавания на французском языке. После свадьбы диплом был подвергнут детальному анализу всей многочисленной новой родни.
Вердикт действует до сих пор, несмотря на редкие и безрезультатные мамины попытки его аннулировать. Папа предпочитает работать, «как ишак», содержа меня с братом и двух своих незамужних сестер, чем поступиться многовековым принципом: «Женщина должна сидеть дома».
Да, мама все понимает, но так и не научилась говорить. Сперва этот факт всех шокировал, но вскоре к нему привыкли и, обращаясь к ней уже по инерции переходили на русский.
Эта форма общения автоматически распространяется и на меня с братом. Папа не уделял внимания такому безобразному упущению в нашем воспитании (незнание родного языка – ред.) по причине большой занятости. Впрочем, иногда у него просыпалось чувство оскорбленного достоинства за любимый язык и он начинал действовать.
Дело в том, что как каждый честный коммунист верит, что на всей земле все-таки победит коммунизм, точно так же мой папа верит, что когда-нибудь все люди поймут и оценят всю прелесть и красоту армянского, и возведут его в ранг эсперанто.
Время от времени он брал брата за шиворот, засаживал его за армянский букварь и обрушивал на него лавину своего педагогического воздействия.
— Читай, ачкерет к?анем («выколю глаз» – безобидное армянское ругательство)! Читай, паразит! Один несчастный язык выучить не может! И это мой сын! Во всем нашем роду не было такого анграгета (неуч, тупица.), как ты. Что сказал бы твой дед, будь он жив?!
Ашот, которого папа хотел вначале назвать Рембрандтом, но потом внял маминым просьбам и остановил свой выбор на царе Ашоте Еркате (Железном), не проявлял особого рвения к взятию языковых барьеров. Не интересовался он и своей исторической миссией, возложенной на него бабушкой, папой и тетками.
Свою лепту в развитие нашей разговорной речи пытаются вносить и мои милые тетушки. Они действуют более дипломатично.
Камертаб в переводе с турецкого означает «лунное сияние». Дед решил назвать так свою третью дочь т.к. во-первых уже израсходовал запас имен своей матери и тещи на первых двух, а во-вторых хотел увековечить родину с которой нас изгнали – Западную Армению, в которой среди армян, так или иначе, были распространены и турецкие имена. Имя сыграло с тетушкой злую шутку. Оно всегда вызывало подозрения насчет присутствия в ее родословной турков. Как бы то ни было, Камертаб замуж не вышла.
Многочисленные, запутанные до невозможности родственные связи занимают важное место в жизни представителей всех 3-х групп точно также, как и у всех остальных тбилиссцев.
Вы знаете, что значит иметь пять теток в одном городе, не говоря уже о двоюродных и троюродных раскиданных по всему Кавказу? (Когда мы собираемся нас ровно полсотни). Двух из них я вижу каждый день, а остальных мы имеем честь принимать у себя каждое воскресение. Да, вы совершенно правы, зрелище не для слабонервных. Но это еще не все. Труднее находиться под пристальным наблюдением моих тетушек Камертаб и Айкануш, которые являются симбиозом ЦРУ, ФБР и КГБ одновременно. В их компетенцию входит буквально все. Начиная от комара, укусившего меня, до подруги, забежавшей на минутку.
О последней с меня требуется подробный отчет на тему «Кто что сказал, и что под этим подразумевалось». А какой ажиотаж вызывает появление нового мужского лица! Зашел ко мне как-то однокурсник одолжить книгу. Не успел он сесть, как в дверях появилась Камертаб.
Кадой там и не пахло. Это была заурядная шпионская легенда. Пока я выполняла просьбу, Камертаб развернула дискуссию и умело втянула туда «жертву» хороших тбилисских манер.
Тут я сунула ей целую бутылку, чтобы лишить ее возможности являться за «второй ложка уксус» и рассказывать сказку о том, что первую она пролила себе на платье, которое ей дорого, как память о днях молодости. Лишь через 10 минут, выяснив, что «сказал «Время» про Ереван», и обсудив особенности климата столиц Грузии и Армении, она удалилась. Не успели мы сказать двух слов, стук в дверь.
— Стелла-джан, мы матрас шьем. У тебя белый нитка нету? – и, как будто только заметив, что я не одна, мило улыбается. – Ой, здравствуйте!
15 минут нас никто не дергал. В это время за стенкой разрабатывался очередной план внедрения. Дверь снова отворилась и на пороге появилась процессия: соседка, которая проходит у нас под кодовым названием «верхний Света» и две ранее рассекреченные лазутчицы с сияющими физиономиями.
Последние гордо заявили, что человеку нужно срочно позвонить. В общем, дело кончилось тем, что однокурсник поспешил откланяться и спешно уйти. А эта троица тут же напала на меня с вопросами: «Ну как?», «Что он сказал?» и т.д. Этот вышеизложенный кошмар происходит оттого, что они в каждом видят моего потенциального жениха. Но об этом потом.
Мой папа возвращается к этой теме минимум раз в неделю. Его хобби – выискивать разных исторических знаменитостей, имеющих хоть один микроскопический армянский корешок и связывать с этим всю одаренность этого человека.
Хотя приоритет евреев бесспорен и с ними любят вступать в деловые отношения, но идти на более близкий контакт желающих мало. Хотя примеры таких контактов существуют – это Гари Каспаров, Сергей Довлатов и т.д.
Ашота угораздило влюбиться в однокурсницу-еврейку. Папе стали поступать сводки от его многочисленных знакомых, что его богоданного сына видят то тут, то там с девушкой. (Нет ничего хуже, чем жить в двухмиллионном городе и не иметь возможности в нем потеряться).
Папа провел следствие, сопоставил факты и на другой день имел на руках возраст, адрес, и, самое главное, происхождение возможной нарушительницы чистоты рода.
Ашот был подвергнут длиннющей нотации с примерами из истории Армении и династии авлабарских сапожников в частности, под зловещим названием «Где армянин, там еврею делать нечего».
Ашот психовал. Кричал, что живет в 20-м веке, и он «не породистая овчарка, чтобы следить за своей родословной». После «овчарки» все слилось воедино: папин крик, мамины увещевания и кудахтанье тетушек.
В итоге брат несколько дней не выходил из дома – приводил в порядок свою физиономию, а папа лежал с давлением. Мучения его были скорее морального, чем физического свойства. Настолько удручающе действовал на него факт сыновнего неповиновения. Рушилась одна из его теорий, согласно которой армян можно отличить от всего остального человечества по их истинно христианскому отношению ко всем пожилым людям, не говоря уж о собственных родителях. А тут, извольте радоваться.
Папа не замедлил объявить причину такого чудовищного несоответствия теории и практики. Ею оказалось мамино воспитание, а точнее «короткий женский ум», противящийся физическим мерам воздействия.
— Мужчина, получающий 150 рублей в месяц – это анекдот. Я без всякой бумажки уже в 20 лет семью содержал.
В глубине души папа гордится моими успехами и моей начитанностью, но, все же, остается противником женской эмансипации.
Папа тут же согласился. По его мнению, уступить грузину в умственной деятельности все равно, что признать их первенство в негласном споре, кто лучше. Негласном, потому что спорщики ведут его только у себя дома. В открытую дискуссию первые не вступают из осторожности, вторые – из тактичности.
Приходя с работы и потребовав ужин, папа усаживается смотреть «Моамбе» – ассорти из единогласных митингов, показом голодовок и новостей республики. Ему не хочется прослыть не патриотом, когда везде обсуждается острый жилищный кризис коренного населения и закон о гражданстве для остальных.
Для создания полной раскрепощенности закрываются окна и папа приступает к детальному разбору просмотра. Должен же человек раз в день побыть самим собой.
Сегодня критике подвергается дикторша, косящая в бумажку, и очередное столпотворение на проезжей части, принимающее еще одно обращение в ООН.
— Нет, как он сказал? «Пусть гости не забывают, что они в гостях»? Да если бы не мы, кто этот город строил? А!
Монолог его прерывает стук в дверь. Заходит дядя Васо, наш сосед, бессменный папин противник по нардам и ярый поклонник господина президента.
— Я сегодня остановился митинг послушать. – говорит дядя Васо, закуривая, – про выборы. – Все, как один, должны голосовать за Звиада. Один вышел и хорошо так сказал: «Господин Звиад – избранник Божий. Кто против него – тот против нашей независимости!» Вот ты, Тигран, за кого?
— Я так и думал, что ты так скажешь. – удовлетворенно затягивается Васо. – Это, ведь, и твоя родина.
— Э, – вздыхает Васо, настраиваясь на философскую волну, – кто только у нас не живет и всех мы у себя принимаем. – А некоторые это, знаешь, не ценят. Вот у меня на работе двое русских. «Мы, – говорят, – против Гамсахурдия. Он – фашист». Как можно такое сказать, когда все за него? А, Тигран?
— Глупость говорят, Васо. – папа возмущен. – Когда человек на чужой земле, он, как мышь должен быть. А если не нравится, пусть уезжает.
— Э, Васо, все так. Давай, лучше одну партию сыграем. – папа, видно, устал от политики. – Самое главное, чтоб мы друг друга поддерживали во всех делах. Правильно я говорю?
Исход игры всегда одинаков – «побеждает дружба». Папа не преминет сказать, что-нибудь о Матери-Грузии, а дядя Васо в ответ сочувственно спросит «Как там у вас в Карабахе». И, поругав турок, они расходятся, довольные друг другом.
— Похвали грузина, он для тебя горы свернет, – и, глядя на Ашота, добавляет. – Понял, апушимек (тупица – арм.), как с людьми разговаривать надо?
Мелочи относятся к епархии тетушек. Но эти деятельные особы не ограничиваются обучением меня кухонной премудрости. Время от времени они предпринимают попытки приблизить мои опыты к практике.
Открывается недавно дверь и комната заполняется процессией: пять моих тетушек в полном боевом порядке под предводительством Камертаб. Торжественный и загадочный вид группы захвата – признак очередной брачной лихорадки. Командующий парадом рассеивает последние сомнения.
Я сажусь. Через полчаса звонок. Тетушки замирают. В комнату заходит парень в варенке в сопровождении кортежа из трех своих теток.
Обмен мнениями плавно переходит в теплую и непринужденную беседу на темы общечеловеческих ценностей.
Итак, официальные лица разделились, вопреки программе пребывания. Объекты договора осматривают водопровод «времен очаковских и покорения Крыма», а заинтересованные в нем лица контролируют ситуацию из окна, маскируясь занавеской.
В ходе личной беседы за кружкой воды, выяснились некоторые подробности для прессы. Наследник фирмы закройщиков «Манукян and сыновья» имеет честь быть мойщиком в автосервисе, считает свою карьеру весьма удачной, а посему законченной. Ибо материальная независимость, о которой было сказано как бы между прочим, но с оттенком превосходства, выражается у него «сотней в день».
Духовные потребности утоляются чтением «Фантомаса» и прослушиванием «Ламбады». С невинным видом я завела его домой послушать моего любимого Вивальди, обещая по дороге, что ему это дико понравится. Минут пять он напряженно прислушивался потом фыркнул и сказал, что такое «старье» он не любит.
Оставалось только выяснить его умственные способности, и я достала шахматы. Увидев их, он предложил свой вариант – нарды. Но я настояла на своем, заявив, что шахматы игра для настоящих мужчин, да еще заверила его в стопроцентном выигрыше.
Мы сели. Через несколько ходов я поставила ему мат. Придя в себя, противник заявил о полной невероятности происходящего.
Он буркнул «Пушкин чертов», развернулся и ушел. Я вернулась в зал переговоров и обнаружила легкое замешательство среди присутствующих, которое пытаются скрыть оживленной беседой.
Визит вскоре завершился. Проводив несостоявшихся родственников, тетки дали волю эмоциям. Тема выступления была – «До каких пор будешь морочить нам голову?».
Каждая из ораторов нашла какую-нибудь положительную черту этого Артура и постепенно вырисовался его образ. Не пьет, не курит – денег в семье будет больше. Работает – будет кормить и одевать. Тихий, спокойный – не будет изводить ревностью. Своя квартира – свекровь не поиздевается. Да еще и высокий – разрешит носить каблуки. Словом, полный джентльменский набор.
— У них в семье с мозгами туго. Его отец тоже мне всегда проигрывал. Наследственность. Не хватало еще, чтоб мои внуки коня от пешки отличить не могли.
Я разбираю, анализирую, делю черты на типичные и нетипичные. Только все это ерунда. Один мой знакомый как-то разглагольствовал о том, что женщина не имеет национальности, пока не выйдет замуж и не родит ребенка, потому что все зависит от семьи, куда она попадет.